ну вот, они опять хотят от меня запись! ну держите, чего уж тут.

---

Поверьте, это очень нужно

Дайри требует, чтобы тут хотя бы раз в год что-то появлялось, а мне и писать-то тут особо нечего - другие соцсети отлично справляются со своими функциями. но - вот. дайри это надо, дайри это получит.

---

За чем я буду следить и где взять на это время[2](Баттл)

---

За чем я буду следить и где взять на это время(Комбат)

div align="center">

---

А что ждет вас?

А что ждет вас?

А что ждет вас?

---

Про Рассвет

Мы дожили до "Рассвета", с чем нас и поздравляю. Однако сочувствую всем чтущим и ожидающим по причине того, что частично читала эту книгу. Мне больше не хочется шутить на тему "вот мы и по ту сторону Рассвета". И это печально, на самом деле.

В одной известной песне поется:

Представь себе весь этот мир, огромный весь...
Таким какой он есть, на самом деле есть!
С полями, птицами, цветами и людьми,
Но без любви, ты представляешь, без любви!
Есть океаны, облака и города
Лишь о любви никто не слышал никогда...

Что ж. Могу с уверенностью заявить, что именно такой мир мы и видим в Отблесках Этерны, если верить канону и автору. Все, кто когда-либо задавался вопросом, почему Алва взял Дикона в оруженосцы, получили ответ: "Потому что все было просчитано Алвой и Лионелем еще ДО того, как Ричард поехал в Лаик". И то, что Алва напился при встрече с кардиналом после отравления - тоже хитрый расчет этих двоих. Все, от начала и до конца, все действия Алвы в отношении оруженосца - продуманная и логичная игра.

Узнав краткие спойлеры, я то ли придумала, то ли извлекла из памяти фразу о том, что "В этом мире только любовь и добро не требуют логического обоснования. Все остальное должно быть рационально объяснено." Как же я тогда ошибалась, думая, что нельзя как-то испортить картину, как Алва берет Дика в оруженосцы, пожалев сына убитого врага и проникшись в последствии к нему сочувствием и даже привязавшись. Однако я ошибалась в силе Камши.

И узнав, что у нас, оказывается, все действовали строго по расчету, я мысленно возопила: "Так это у нас только Дикон живой человек!" Я не принимаю сейчас во внимание Западную Армию. Там, быть может, единственное место, где хоть чуть-чуть адекватности сохранилось.

Начнем с начала. То есть с Абвениев. По древним-древним данным, они, сотворив мир и вогнав жителям Золотых Земель порядочную дозу успокоительного, отправились на рубеж. Так ли поступают Создатели миров, любящие свое творение?

Существовали колодцы, в которые сливалась некая Скверна. Но колодцы переполнены и Кэртиану ждет Армагеддон. Ах, если бы это было еще внятно прописано...

Алва, как мы уже поняли, хитрый манипулятор. И ничем не лучше Штанцлера. Все, что говорил эр Август - правда. Алва оказывается мерзавцем с абсолютно отбитой совестью и понятиями о хоть какой-то морали. При прочтении "Красного на Красном" три года назад он казался мне странным, противоречивым персонажем с трагической и богатой на события жизнью за спиной. Человеком, который опустился до самого дна, но пытается за уши себя оттуда вытянуть. Что ж, я ошиблась. Конечно, в жизни все не столь далеко радужно, как в моих любимых сказках, но! и в жизни есть вариант чуда, возможность добра и тепла даже для пропадающих в бездне отчаяния. Я не верю, не хочу верить, что сцена на Дарамском поле - сухой и безличный расчет. Иначе Алва еще и психопат, у которого нет чувств. Не верю.

Когда-то давно, год назад, я сравнивала Алву с Финродом(не на дайри). Сейчас понимаю, что в соответствии с новыми обстоятельствами, все мои записи о Рокэ, Финроде и Диконе выглядят фарсом. Пожалуйста, оставьте мне две первые книги, где была возможность надеяться на добро.

Мне сложно говорить о линии ВМФ или Западной Армии... Пожалуй, только пару слов о Лионеле и Мэллит. Если вам когда-либо встретятся подобные личности на пути - бегите и не оглядывайтесь! Превентивное убийство из-за возможной угрозы теперь считается там нормальным! Так чем же плохо отравление? Да еще и отравление, на которое чуть ли не специально нарывалась жертва... Почему столь многих коробило от расстрела Феншо и спуска селя? Неужели автор не понимает, что убийство - это, уже само по себе, плохо. А необоснованное еще и выглядит как признак серьезного психического заболевания. У нас есть еще Марсель и убитый им или при его содействии король... И это все печалит меня невероятно.

А Катарина, притворщица, теперь выходит святой. О каких любви и добре вообще я говорю? Живой персонаж в этой книге, не картонка, пусть с ошибками, да такими, от которых хочется бежать на край света, убит. Единственный настоящий святой в кадре, Оноре, убит еще раньше. Я не вижу смысла читать это дальше, хотя, конечно же, прочитаю краткое содержание, чтобы знать, как все закончилось в вИдении создателя такой многообещающей в начале книги.

И, кстати, политические мотивы тоже жутко спутаны. Непонятно, зачем Алве сдался Надор. И почему он так себя ведет с владельцем этого Надора. Если бы ему нужен был лояльный или даже преданный ему человек у трона, то со стороны Алвы было бы логично вести себя с Диком ласково и по-доброму. Неужели они такие плохие психологи? Достаточно просто просчитать мальчишку шестнадцати лет, жившего в условиях постоянного давления. Но нет. Алва добивается сам, не зная, чего, сам не зная, зачем.

Мне все еще жалко Алву. И Дикона. И Лионеля, и Мэллит, и Жермона, и нелюбимую Луизу с не менее нелюбимым Марселем, Селину, Вальдеса, Кальдермеера, Руппи... Этот список бесконечен, потому что милосердие должно быть доступно каждому, кто в нем нуждается. А недолюбленным персонажем этого так не хватает! Любите своих героев и не сливайте их.

Я смотрю на догорающий пожар Отблесков Этерны и думаю, что ни в коем случае нельзя уходить от эпопеи. Нельзя, потому что хотя бы себе нужно оставить островок добра в этом жутком пламени Заката. Поэтому я буду писать, пока не закончатся идеи, а их еще много, если не у меня, так у других.

Орстон и мэратон одновременно, господа!

P.S. Все, естественно, личное мнение, не имеющее целью кого-нибудь оскорбить и не претендующее на истину.

@темы: оэшное

---

То, за чем я собираюсь следить на этой летней ФБ.

---

Город, которого нет

Название: Город, которого нет
Автор: я
Бета: Грабари
Размер: мини, 1200 слов
Пейринг/Персонажи: Иоганн Вайс, Генрих Шварцкопф
Категория: джен
Жанр: драма, флафф, ангст.
Рейтинг: G
Предупреждения: возможный ООС, постканон
Описание:
Размещение: только с разрешения автора

Посвящается всем тем, кто слушал, вдохновлял и просто был рядом.

Где легко найти страннику приют.
Где наверняка помнят и ждут.
День за днём, то теряя, то путая след,
Я иду в этот город, которого нет.

Там для меня горит очаг,
Как вечный знак забытых истин.
Мне до него последний шаг,
И этот шаг длиннее жизни.

(«Город, которого нет» Игорь Корнелюк)

***

В Берлине идет дождь. Мелкая морось смешивается с туманом, поднимающимся от вод Рейна, и превращает древний город в подобие замка с приведениями. Людей на улицах почти нет, и кажется, что мир полностью опустел.

Александр Александрович Белов, когда-то Иоганн Вайс, идет по Карл-Маркс-аллее. Черная трость с резным набалдашником глухо стучит по асфальту. Ее в 1946 году прислал Генрих в подарок. Александр в ответном письме с благодарностью пошутил, что тот делает никому не нужные подношения. Генрих обиделся, пришлось извиняться. Но трость оказалась полезной: как-то раз вечером на Александра напали. Бывший узник концлагеря, узнавший в прохожем немецкого надзирателя, сломал Белову коленную чашечку. И трость, долгое время пылившаяся в углу квартиры, пригодилась. Генрих выбил командировку в Москву и неожиданно для самого себя, накричал на Александра за то, что тот совсем себя не бережет.

Белов с теплотой вспоминает друга: пожалуй, никто из его знакомых и друзей не смог так понять его. Александр все еще не женился. Ему все время чудилась опасность, нависшая над ним самим, а значит, и над его избранницей. Привычка к постоянному одиночеству, выработанная в ранней юности, беспочвенная подозрительность — все это не могло соответствовать образу идеального супруга. Александру казалось, что после войны в нем все перегорело, и он больше не способен на сильные проявления чувств. Он усмехается. Куда уж ему, больному старику, думать о женитьбе?

Александр думает, что он попал в другой мир. В Москве светило солнце, а небо сверкало праздничной синевой. Здесь же не чувствуется даже дыхания весны. Он останавливается около скамейки, тяжело опускается на нее. По его виду не скажешь, что он еще далеко не стар. Седые волосы, впалые от бессонниц и ночных кошмаров глаза, излишняя худоба лица и рук превращают Белова в призрака самого себя. Он выглядит как мудрый поджарый волк, на счету которого сотни схваток. Он кажется себе старым кораблем из мифов о Ясоне. Усни, ослабь контроль — все разлетится на мелкие щепки и погребет под собой то, что было еще живым.

***

Генрих Шварцкопф встает с утра, хмуро смотрит в окно. Он думает, что жизнь уже прошла мимо него. Внезапно ему на глаза попадается письмо, лежащее на столе. «От Иоганна», — машинально говорит он. Тут же исправляется и повторяет: «От Саши». Дружбой с бывшим советским разведчиком, изображавшим идеального нациста, вряд ли можно гордиться напоказ. Однако Генрих рад, что где-то там, вдали, есть «его Иоганн», с которым они вместе пережили столько всего, что многим и не снилось.

Мысль о снах влечет за собой воспоминания о кошмарах. Генриху до сих пор снятся крематории и расстрелы в лагерях. Иногда во сне приходят картины счастливой юности в Риге: гонки на мотоциклах, плавание на яхте, ночные рыбалки… Все это далеко в прошлом. Генриху кажется, что это все было не с ним. В его жизни была боль, был алкоголь, была опустошенность и апатия, была неожиданная радость от возможности действовать и грусть от расставания с другом. После войны работа поглотила его с головой, редкие письма Белову-Вайсу и столь же редкие ответы. Незначительные подарки, короткие встречи и всепоглощающая скука и усталость. Генриху хочется выбежать на улицу, закричать что-нибудь радостное, закружиться в неведомом танце, но он подавляет глупый порыв. Напоминает себе, что он директор завода, что он почти старик: даже кости ноют на изменение погоды.

Генрих выходит на улицу, садится в машину. Он едет так быстро, как только можно, по улицам, заполненным молоком тумана. Мотор гудит ровно и успокаивающе, автомобиль подъезжает к Карл-Маркс алее. Генрих останавливается у сквера, выскакивает из машины и почти бегом направляется к скамейке, на которой виднеется темный силуэт. В нескольких шагах от сидящего, Генрих останавливается и зовет тихо, так, что его голос тонет в окружающей белизне:

— Александр? — Белов вздрагивает от звука своего имени.

— Генрих! — вскрикивает он и вскакивает со скамьи.

Колено прошивает резкая боль, но Александр не обращает на это внимание. Они внимательно смотрят друг на друга, как дикие звери. Они не виделись пять лет, с 1964 года, когда Генрих приезжал в Москву по делам фирмы. Александр подходит к старому другу, сам обнимает его. Шварцкопф выглядит счастливым и несколько ошарашенным.

— Что это с тобой, Саша? — спрашивает он. — Поддаешься сентиментальности? Никогда не замечал за тобой этого…

— Не шути, Генрих, — серьезно отвечает Белов. Что-то грустно звучит в его голосе. Седые от затаенной грусти, но такие живые глаза, смотрят внимательно. Кажется, они светятся изнутри, Александр сам будто сияет неведомым внутренним светом.

— Что с тобой, Саша? — обеспокоенно повторяет Генрих. — Что-то случилось? Тебе плохо?

— Ничего. Ничего… — выдыхает Белов и, тяжело опираясь на руку Шварцкопфа, садится обратно на скамейку. Генрих опускается рядом с ним, не выпускает чужой ладони из своей.

Белов тяжело дышит, пытается превозмочь боль, растекающуюся по телу медленным огнем. Он испытывал и не такое, не стоит бояться. Сердце бьется ровнее и Александр улыбается непослушными губами. Генрих, как заледенелый смотрит на него, и Белову приходится потрясти того за плечо свободной рукой.

— Ты не умирай, пожалуйста, Саша, — просит Генрих. Александр улыбается. Эта наивное, детское желание старого друга словно возвращает его обратно в 1938 год, когда им обоим было по двадцать и не было еще войны.

— Это же не от меня зависит, — отмахивается Александр. Внимательно смотрит во встревоженные глаза Генриха и со вздохом говорит: — Хорошо. Я постараюсь.

— Я… Я приказываю вам выжить, Иоганн Вайс! — смеется Шварцкопф.

— Я уже давно не Вайс. Всего лишь Александр Белов, не более.

— И все равно, живи, — твердым голосом говорит Генрих. — Я и так остался один. Я боюсь, что если уйдешь и ты, я забуду, все бывшее со мной. Я сойду с ума, превращусь в сволочь, которой когда-то был. Я не хочу, не хочу! — он срывается на крик.

— Не превратишься, — отвечает Александр. Потом неуверенно обещает: — Я постараюсь, Генрих. Как у тебя дела, работа? — спрашивает внезапно.

— Скука, — безразлично говорит Шварцкопф. — Здесь не происходит ничего. И я, пожалуй, даже рад этому. Меня и так мучают кошмары. Представляешь, я помню то, что было двадцать лет назад так, будто оно случилось только сейчас, — он встал со скамейки. — Ладно. Не думаю, что это лучшая тема для разговора сейчас, — Генрих подает Александру руку. — Пойдем, погуляешь по Берлину. Ты здесь давно не был. Забыл уже, наверное, все, — усмехается он.

— Нет, отчего же? Я помню Берлин, но от прогулки не откажусь.

Туман рассеивается. Из-за серых туч выходит солнце. Генрих улыбается, Александр хмурится, но уголки его губ непроизвольно ползут вверх. Им кажется, что в этот час Берлин просыпается, как большая собака. Радостно приветствует своих горожан, просит приезжих не покидать город. Белов хотел бы бродить по этим улицам вечно, забыв про все на свете. «Как будто вернули молодость», — думает он. А Генрих не думает, он просто улыбается.

***

Навстречу им попадается девочка лет шестнадцати. Ее ярко-оранжевое пальто выделяется в сером мареве утра. Она пьет что-то, наверное, кофе из маленького картонного стаканчика, который почему-то смотрится особенно нелепо здесь. Она морщится, улыбается им, машет рукой. Салютует стаканчиком, разворачивается и отправляется в совсем другую сторону.

«Быть может, все еще будет хорошо», — надеется Александр.

— Все будет хорошо, — говорит вслух Генрих. Белов качает головой.

***

Через день они прощаются на аэродроме. Кажется, все темы, которые только можно было вспомнить, переговорены. Но им не хочется расставаться. Пожалуй, оба согласились бы, что это называется «душевная близость».

— Помни, ты обещал, Саша, — говорит Генрих.

— Я помню, — уверяет Александр. — Ты тоже, береги себя, Генрих, — добавляет он.

Шварцкопф обнимает Белова и окружающим кажется, что прощаются не солидные мужчины, а двадцатилетние мальчишки, еще не набегавшиеся, не наигравшиеся.

Самолет поднимается в воздух. Генрих надеется на еще одну встречу, а Александр думает, что все слишком чудесно, чтобы быть правдой. Он не верит сам себе, убеждает себя в печальном исходе всего на свете. Но глупое сердце не хочет верить доводам сурового разума и, пожалуй, Белов с ним согласен.

Город, которого не было. Город, который больше никогда не будет таким, каким был в то раннее утро. Берлин статичен и постоянен, серьезен. Веселый и радостный Берлин — это город, которого нет.

@темы: фанфики (джен), Щит и Меч

---

Из смерти - в бой

Название: Из смерти — в бой
Автор: я
Бета: Грабари
Размер: драббл, 653 слов.
Пейринг/Персонажи: Турин, Белег.
Категория: джен
Жанр: драма, флафф, ангст.
Рейтинг: G
Предупреждения: условная смерть обоих персонажей,постканон
Размещение: только с разрешения автора

Потеря бьет кровью в горло,
На миг застывает тело…
Но головы вскинув гордо,
Мы вспомним, что вновь сумели

Возвратиться домой,
Снова выиграв бой
Со своей судьбой
И самим собой.
(Нимриэль "Белый и серый")

Турин ходит неспешно. Осторожно переставляет ноги: невозможно угадать, что окажется под босыми ступнями. Иногда он идет по пояс в воде, иногда - по каменистой пустоши. Серый туман скрывает землю, серый туман застилает глаза, серый туман дурманит мысли. Изредка Турамбар вспоминает, что уже давно мертв. Ему кажется: всю свою жизнь провел здесь, но проблески сознания высвечивают перед внутренним взором картины из далекого прошлого. Иногда Нейтан думает, что воспоминания принадлежат не ему. Вот он видит мертвую светловолосую женщину, влекомую рекой вниз по течению. Турин вспоминает - это его сестра, которая погибла, кажется, по его вине. Вот золотоволосая эльфийка пригвождена копьем к дереву. И она тоже мертва из-за него, из-за Турамбара. Он видит их уже в тысячный раз, и все равно горечь сжимает сердце. Он не может вспомнить, почему окружавшие его умирали.

Земля обрывается в овраг. Турину не остается ничего, кроме как спуститься на его дно. Там лежит кто-то, укутанный лишь волосами. Серый туман скрывает тело от взгляда. В памяти всплывает имя «Саэрос». Нейтан, оскальзываясь, пытается выбраться из оврага. Склоны отвесными стенами преграждают путь.

Синяя ветвистая молния прорезает туман. Турамбар вжимается в землю откоса. Страх захлестывает с головой. Ему кажется, что с этим светом связано самое ужасное в его прошлой жизни. Ужас выливается слезами. Гортол рыдает, размазывая слезы по лицу. Пачкает грязью щеки, губы, веки… Он вскакивает и невозможным усилием вырывается из плена оврага.

А наверху идет дождь. Большие капли врезаются в пыль. Рубаха и короткие штаны мгновенно намокают, спутанные волосы сопротивляются чуть дольше. Турин стоит под потоками воды, смотрит на то, как небо крошат молнии, и внезапно вспоминает: синяя молния разрезает небо, бледное лицо, алая кровь, пачкающая белые волосы давнего друга…

«Белег!» — ахает Турамбар. Мысли набегают, словно прибой, несущий с собой горькие воспоминания. Груз прошлого внезапно наваливается на него. Турин закусывает губы и не чувствует, что они солоны.

Вдалеке мелькает серебряная тень. Она медленно приближается. Кажется, что вода сглаживает движения. Призрак встает лицом к лицу с человеком. Турамбар вскрикивает: перед ним Белег. Вместо горла — кровавое месиво. Турин коротко рычит от бессильной злобы на себя, закрывает глаза руками. Но не находит в себе сил отвести взгляда от мертвого друга. Осторожно отводит пальцы от лица, пристально вглядывается. Белег внезапно усмехается, быстрым движением выхватывает из ножен меч и замахивается на Турамбара. Тот стоит спокойно, готовясь принять вторую смерть из рук наставника: это будет справедливо. Клинок свистит, но натренированное тело само уходит из-под удара. Человек падает на землю. От мгновенной боли он жмурит глаза. Где-то наверху сталь звенит о сталь. Перед Турином кто-то стоит, закрывая его собой. Турину хватает одного взгляда, чтобы понять, кто перед ним: Белег Куталион. Нейтан задается вопросом, как такое возможно, хотя посмертие уже должно было отучить его от привычки удивляться. Эльф оборачивается к нему, смотрит, протягивает руку, желая помочь подняться. Турин отворачивает лицо и робко сжимает ладонь Белега. Да, ему уже Эру знает сколько лет, но рядом с наставником он чувствует себя ребенком. Куталион помогает ему встать, внимательно смотрит в глаза, а потом обнимает, словно сына. Молчит.

Турин уже в который раз готов расплакаться и, не в силах себя сдержать, дает волю рыданиям. Шепчет, как в бреду: «Прости, прости…» Белег гладит его по плечам, ерошит волосы и тихо произносит:

— Я не виню тебя, Турин, — человек выворачивается из объятий, смотрит в глаза, а после снова обнимает Куталиона.

Они не замечают, что в серый туман пробиваются лучи рассветного солнца. Издалека доносятся серебряные голоса труб. Белег оборачивается на звук, внимательно прислушивается. Говорит:

— Нам пора.

— Куда? — удивляется Турин. Ему хорошо и здесь.

— Начинается Битва Битв, — горько отвечает эльф.

Турамбар вздыхает. Он едва-едва вспомнил все, встретил друга и снова идти в бой, снова сражаться… Он смертельно устал от этого, но, глубоко вздохнув, делает шаг вперед. Оборачивается на Белега, тот протягивает ему Англахэль оголовьем вперед. Турин берет клинок за рукоять, вкидывает его в неведомо как появившиеся на поясе ножны. С удивлением осматривает себя: на нем доспехи.

Куталион подходит к нему, снова вглядывается в глаза. Обнимает, как в последний раз. Они оба вступают в туман: впереди Дагор Дагоррат, а после нее — Арда Возрожденная.

---

Мы будем жить вечно...

Название: Мы будем жить вечно...
Автор: я
Бета: Грабари
Размер: мини, 2148 слов
Пейринг/Персонажи: Рокэ Алва, Ричард Окделл
Категория: джен
Жанр: драма, Hurt/comfort
Рейтинг: PG-13
Предупреждения: АУ, ООС, смерть основных персонажей
Краткое содержание: Алва, Окделл. В известном эпизоде отравились оба. Яд подействует через несколько часов, сна ни в одном глазу, и они наконец общаются по-человечески, в последний раз.
Размещение: После деанона с разрешения автора
Для голосования: #. WTF OE AlvaOakdell 2017 - "Мы будем жить вечно..."

Уходить в туманы не так уж больно.
Этой ночью холодно и спокойно.
(«Ночь», «Земля легенд»)

Libera me, Domine, de morte aeterna.
(Реквием)

***

В Олларии идет дождь — мерзкая, пробирающая до костей морось. Капли воды оседают на плотной ткани плаща и колета. Русые волосы почти мгновенно намокают и лезут в лицо неопрятными сосульками. Ричард встряхивает головой, походя в этот момент на жеребенка; капли разлетаются во все стороны. Он возвращается от эра Августа, кольцо жжет руку: сегодня Повелитель Скал должен стать предателем. Стать убийцей — не так страшно. Герцог Окделл уже побывал на войне и насмотрелся на смерть. Он видел, как умирали солдаты от ранений, от потери крови. Иногда он даже вызывался помогать лекарям — отец учил, что к людям нужно быть милосердным, несмотря на положение в обществе. Тем более, там, вдали от Олларии, Ричард был не герцогом, а всего лишь корнетом. Его фамильное достоинство осталось в столице и в Надоре, в Варасте лучилась верность монсеньору и государству, и было даже не важно, как оно называлось: Талиг или Талигойя. Алва на частые отлучки оруженосца в госпиталь смотрел сквозь пальцы, лишь иногда приказывал остаться в палатке, вместо того чтобы идти к раненым на ночные дежурства — они выматывали молодой организм куда сильнее тренировок. Воспоминания о Варасте, о том почти возможном счастье, заполняют душу, и что-то сладко щемит в сердце...

Взгляд цепляется за молнию на кольце, и мечты рушатся от одной мысли о предстоящем. Отравить Алву — значит не просто предать своего эра, не просто убить человека. Стать предателем — значит уничтожить все, что еще могло быть, все, что уже было… Повторить судьбу Рамиро. Разве мог герцог Окделл ступить на этот страшный скользкий путь?! Забыть все то, чему учили в детстве... Отец когда-то говорил, что тому, кому присягнул, нужно служить до конца. Однако… Катари может умереть из-за непредпринятых им действий. Жизнь королевы, безусловно, стоит бесчестия и даже смерти своего вассала… Но так не хочется покидать этот мир, несмотря на все бывшие и будущие несчастья, которые обязательно свалятся на непутевую голову герцога Окделла! Он ведь прожил всего восемнадцать лет! Да, в этом возрасте он уже считается взрослым, но почти ничего не видел за свою короткую жизнь. Невыразимо жаль терять возможное будущее...

«Зато Катари будет жить!» — строго напоминает внутренний голос, и Ричард опускает голову, соглашаясь. Ветер, как будто дождавшись этой капитуляции со стороны единственного всадника на пустынной улице, превращается в ураган. И так замерзший юноша пришпоривает Сону и вскоре въезжает в ворота особняка своего эра.

В конюшне Пако, радостно улыбаясь чему-то, принимает поводья кобылы, и Ричард наконец-то может попасть в тепло. Хуан неодобрительно смотрит — сапоги оставляют грязные следы, но юноша не обращает на это внимания. Какое ему дело до грязи на полу, если он сегодня вечером исчезнет. Если умирает душа, пусть умрет и тело. Ричард идет в комнату, переодевается в сухую одежду и без сил бросается на постель. В его снах бродят странные лиловоглазые существа, они смеются, а из глаз текут прозрачные слезы. В его снах огромный безголовый не-вепрь несется на него, красные копыта высекают искры. Ричард не может пошевелиться. Он видит, как его тело, такое хрупкое в окружающей пустоте, разлетается на куски, как разбитый бокал. Кровь хлещет из каждого «черепка», заливая все вокруг, юноша тонет в ней, захлебываясь.

Внезапный стук в дверь прерывает кошмары — это слуга пришел узнать, будет ли дор Риккардо ужинать. «Дор Риккардо» сдавленным голосом отвечает, что не хочет есть, слуга удаляется. Герцог Окделл садится на постели, растерянно оглядываясь вокруг: отголоски кошмаров все еще кружат над ним. Настоящее вновь наваливается невозможным грузом. За окном уже стоит поздний вечер, дождь еще не прекратился и тихонько барабанит по стеклу.

***

К кабинету эра Ричард идет на негнущихся ногах. Еще не поздно повернуть назад, не поздно вернуть кольцо Штанцлеру, но… «Королева должна жить!» Юноша осторожно стучит в дверь, смотрит на черные завитки. Те складываются в злобную усмешку смерти. У нее черное лицо и странные черные же глаза. Она смотрит прямо в душу. Ричард встряхивает головой, стучит еще раз. Дверь открывается, Алва глядит почти так же, как и выдуманная смерть, но, в отличие от нее, глаза у него смотрят почти по-доброму. Он спрашивает:

— Юноша, вы что? Снова проиграли в карты? Вызвали на дуэль сразу целый полк?

«Смеется, еще не зная, что сегодня… что сегодня умрет», — проносится в голове у Повелителя Скал. Он отвечает, сам не до конца осознавая, что говорит:

— Нет, эр… монсеньор. Мне надо… мне надо поговорить с вами. — Только бы Алва ничего не понял! Ричарду кажется, что все написано у него на лице, но Повелитель Ветра странно спокоен.

— Заходите, — это звучит так обыденно, что юноша снова осознает глубину своего падения… Сегодня он убьет того — не стоит врать хотя бы себе — кто почти стал ему другом. Ричард проходит в кабинет, мнется около стола, ожидая, пока Алва соберет бумаги, осторожно садится в кресло. Рокэ стоит у камина, задумчиво смотрит в огонь, оборачивается к оруженосцу, говорит:

— Раз вы здесь, юноша, налейте мне вина.

Окделл встает, ноги подкашиваются, он чувствует, что смертельно бледен, однако идет к секретеру, достает бутылки «Черной крови». Открывает их, наливает густое, терпко пахнущее вино в кувшин. Дрожащими руками нажимает на золотую молнию на красном камне, переворачивает кольцо над сосудом. Юноша едва успевает заметить, как две белые крупинки растворяются в темной жидкости. Он слышит оклик Алвы:

— Юноша, что вы там копаетесь? — Рокэ только кажется раздраженным, на самом деле он чудовищно устал, хотя Ричард этого не видит, — за день Первому маршалу пришлось объехать казармы в Олларии и окрестностях, подписать несколько приказов и отдать десятки важных распоряжений… «Аудиенция» у королевы тоже была не из приятных.

Юноша еще медленнее разливает вино в два бокала— он уйдет вслед за эром в Закат. Осторожно, чтобы не выдать дрожь в руках подносит кубок монсеньору и, решившись, задает вопрос, который мучил его почти с одиннадцати лет: ни матушка, ни Штанцлер не давали определенно ответа:

— Эр Рокэ, как умер мой отец? — Как же страшно услышать ответ. Что, если все было совсем не так, как судачат на улицах столицы, как говорят матушка и друг семьи? Алва внимательно смотрит на него и спокойно пьет отравленное вино.

— Быстро, после удара в сердце. Мы встали на линию…— Путь назад отрезан для Ричарда. Теперь, действительно, не остается ничего другого, кроме как самому отравиться, ибо вся его жизнь была ложью.

Герцог Окделл сжимает бокал в руке, быстро подносит его к губам и выпивает за несколько секунд. Во рту остается горький привкус. Рокэ, метнувшийся к оруженосцу в тщетной попытке выбить смертельную жидкость, стоит теперь рядом с юношей.

— И зачем? — спрашивает Повелитель Ветра. — Вас же предупредили, что от этого яда нет противоядия даже у меня.

— Это справедливо. Моя смерть будет платой за жизнь королевы. — Главное, сказать это уверенно, когда к горлу подкатывает паника при осознании того, что жить тебе осталось всего лишь несколько часов.

— Что еще тебе, — переход на «ты» становится неожиданностью, хотя как еще можно обращаться к собственному убийце? — рассказал друг семьи? Не бойся, дальше этой комнаты твой рассказ не уйдет.

— Дорак…то есть кардинал Сильвестр составил список тех, кто будет убит этой осенью. Я знаю, что вы просили за матушку и моих сестер… Я, правда, благодарен вам за это, но Катари… — Ну вот, теперь у Алвы есть время, чтобы распорядиться насчет ареста эра Августа. Хотя какое ему теперь дело?

— Не было никакого списка, Дикон. А если бы и был, неужели ты думаешь, что его смог бы достать Штанцелер? А что насчет королевы… Разве король что-то сделает с женщиной, в которую влюблен и готов на все ради нее, хотя и знает, что счастье ее не с ним? И Дорак не посмеет даже пальцем тронуть королеву, иначе Фердинанд будет в ярости, а он все-таки глава государства, не стоит об этом забывать.

— Король влюблен в Катари? — новость была до того неожиданной и шокирующей, что Ричарду пришлось опуститься на шкуру, лежащую у камина, неподалеку от кресла Алвы. — Почему мне об этом не рассказывали? — Глупый вопрос, на самом-то деле, но хочется говорить и говорить, пока не замолкнешь…навсегда.

— А зачем тебе было об этом знать? Влюбленными куда легче манипулировать. А в Стальной Гиацинт влюблена чуть ли не половина столицы.

— И вы? — Что он теряет в конце концов? Если Алва прикончит его прямо сейчас, это будет даже легче, чем дожидаться смерти.

— Нет. Ни я не был влюблен в Катарину, ни она не любила меня. Однако, нас связывает некое подобие соглашения. Мы считаемся любовниками, что позволяет и мне, и ей легко отделываться от нежелательных связей. Все, что тебе рассказывали — либо слухи, либо откровенная ложь.

— А как же сцена в будуаре?

— Сцена в будуаре предназначалась вовсе не для тебя, Дикон, а для Дорака. Видишь ли, подковерные игры не всегда чисты. Кардинал Сильвестр должен был удостовериться в существовании связи, но «эр Август» узнал об этом и решил убить двух зайцев одним выстрелом. Так ты, кабан на сворке, оказался в ненужный момент в ненужном месте.

Откровения Алвы ошеломляющи. Король любит королеву, королева сотрудничает с маршалом, кансильер играет против всех… Неожиданная мысль: «Королева врет!» — пронзает сознание и даже смерть перед преданной не им любовью отступает на второй план. Он верил, а она… А что она? Разве королева была чем-то обязана юному оруженосцу Первого маршала? Тот сам вообразил себе невесть что и следовал за своими химерами.

— Налей еще вина, юноша. Только не отравленного, мы и так умрем, не хотелось бы приближать этот момент, — прерывает его размышления голос монсеньора.

Ричард направляется в сторону секретера, но ноги не желают слушаться. Действие ли это яда или просто сказывающаяся усталость и нервное перенапряжение — юноша предпочитает не задумываться. Он достает другую бутылку «Черной крови», берет два новых бокала. Разливает вино и, так же, как и в первый раз, подает кубок Алве. Сил, чтобы дойти до своего кресла, у Ричарда уже не хватает и он, недолго думая, снова опускается рядом с эром, оперевшись на его ноги.

— Эр Рокэ, а... Джастин? Истории про него тоже неправда?

— Да. Мы были с ним хорошими приятелями, но наше испорченное и скучающее общество приписало нашим отношениям романтический и пошлый оттенок. Из-за этого его убили.

— Мне…мне жаль, — а что он еще сказать может?

— Хватит предаваться унынию, юноша. Как говорил Хорхе — кэналлиец, научивший меня играть на гитаре: «Помирать, так с музыкой!» — Алва усмехается, хотя видно, что напускное спокойствие дается ему с немалым трудом.

— Эр Рокэ, — успеть, успеть задать самый важный вопрос! — Вы… Вы на меня не сердитесь? — Алва не отвечает, поет:

Любовь, надежду, веру в новый путь
Не может зло отнять у нас с тобою.
Так счастье жить то радостью, то болью
И смерть сама не в силах зачеркнуть.


— Зачем тебе ответ на этот вопрос, Дикон? В любом случае, попадешь в Закат.

Нам все дано: поступок, мысль и речь.
И только это в нашем мире властно.
Утратить жизнь, чтоб жизнь была прекрасна
Своею жизнью жизнь увековечь.

— Я знаю. Но мне кажется, так уходить будет легче.

Как жили мы, борясь и смерти не боясь, –
Так и отныне жить тебе и мне!
В небесной вышине и в горной тишине,
В морской волне и в яростном огне!*

— Да, юноша, простил. — Рокэ кладет руку на голову оруженосца, ласково перебирает волосы. Алва рассказывает о Кэналлоа, о цветущих гранатах, о синем-синем море. О белом замке на скале, о жарком солнце. Ричард слушает, не перебивая. Может быть, у него просто нет сил. Повелитель Ветра понимает, как страшно мальчишке умирать в восемнадцать лет. Умирать уже даже не за идею. Умирать не на поле боя, где смерть бывает быстрой, не в госпитале, осознавая, что совершил подвиг во имя своей страны… А вот так. В компании кровника, ожидая смерти. Чувствуя, как яд медленно поднимается по жилам, как тише начинает биться сердце. Ричард поворачивает голову, почти светло улыбается Алве, вздыхает в последний раз и застывает в холодной неподвижности смерти.

Рокэ смотрит на знакомое лицо и за несколько минут до собственной кончины внезапно осознает свою вину в гибели ставшего родным юноши. Он, воин, маршал, боится уйти из жизни, он слишком любит ее. Накатывает животный ужас, в мозгу бьется: «Найти, найти противоядие!»; но руки отказываются слушаться — тело предает, и Соберано Кэналлоа остается только взмолиться Создателю, если он есть, чтобы все закончилось как можно быстрее. Ему кажется, что его мольба услышана, на плечо будто ложится чья-то прохладная рука, не давая остаться в полном одиночестве.

Алва закрывает глаза и ждет. Сердце колотится перепуганной птичкой в груди, мужчина старается дышать ровно, но дыхание сбивается, и изо рта вырываются лишь редкие хрипы. Вскоре затихают и они.

***

Дику кажется, что он только что закрыл глаза. Он неожиданно легко встает и видит свое тело рядом с дышащим пока еще эром. Юноша понимает, что стал призраком, легенды о которых рассказывала старая Нэн. Дик снова смотрит на Рокэ. Видно, что тому сейчас жутко страшно. Ричард пытается докричаться до монсеньора, но эр не слышит его. Тогда он осторожно кладет руку на плечо Алвы. И тот постепенно затихает.

А через несколько мгновений перед Ричардом стоит незнакомый молодой человек. Постепенно приходит осознание, что этим юношей может быть только Повелитель Ветра.

— М-монсеньор? — спрашивает Окделл.

— Да, Дикон. Неожиданно высшие силы оказались милостивы к нам, превратив в призраков. Думаю, теперь нам предстоит добраться до Рубежа…

— Куда?

— Пойдем, юноша, здесь нам оставаться незачем. По дороге я тебе все объясню.

Ричард смотрит вокруг, видит уже остывшие тела и со странной радостью идет за Алвой. Быть может, новая жизнь будет не так плоха?

***

Утром Хуан входит в кабинет и видит два бездыханных трупа. Острая мгновенная боль прошивает изможденное сердце старого слуги. Конечно, Соберано предупреждал о возможности такого исхода, но рэй Суавес до конца не хочет верить, что род Алва пресекся. Ему надо идти отдавать распоряжения слугам, писать письма родственникам Окделла, выполнять последние поручения Властителя Кэналлоа... Однако сейчас, в предрассветной дымке, домоправитель может позволить себе лишь на на несколько минут замереть над недвижными телами. Он стоит в печальном молчании в тишине спящего особняка. Где-то резко и внезапно скрипит половица, и Хуан, коротко вздохнув, выходит из кабинета.

***

А над столицей, торжествуя победу над тьмой, всходит Солнце.


*(Песня "Как жили мы, борясь" из фильма "Не бойся, я с тобой")

---

Пусть висит. Вдруг кто-то вдохновится:)

Команда  fandom OE AlvaOakdell 2017 неплохо провела Зиму и намерена идти на Летнюю Битву. Творим по эпопее В. Камши "Отблески Этерны". Нашими героями являются все представители Великих Домов Алва и Окделлов. Если вам небезразличны Дик и Рокэ, а также их предки, с удовольствием ждем вас в нашу команду.
Писать можно в умыл сообщества или лично кэпу

---

Ачивки

Наверное, их все-таки стоит утащить.

тыдым

---

Знаки на ладони

Название: Знаки на ладони
Автор: я
Бета:  Svir, Грабари
Размер: драббл, 725 слов
Пейринг/Персонажи: Рокэ Алва, Ричард Окделл, Ринальди Ракан, Альдо Ракан
Категория: джен
Жанр: драма, Hurt/comfort
Рейтинг: G
Предупреждения: ООС, АУ, постканон
Размещение: только после деанона
Для голосования: #. WTF OE AlvaOakdell 2017 - "Знаки на ладони"



***

Тихие шаги гулом отдаются в коридоре. Ричард следует за Альдо, тот разглагольствует о счастливом будущем:

— Представляешь, Дикон, Золотая Анаксия расправит крылья от моря до моря, как говорил… забыл кто! В Гальтарах ты станешь Повелителем Скал, и настоящий Король вернется на трон. Подумай только, как будет счастлив народ! — Его голос эхом отдается от стен.

Ричард непроизвольно ежится. Ему кажется, что по туннелю гуляет ледяной ветер. Он вспоминает об Алве: каково же ему в одиночестве? В голове мелькает глупая мысль: «А может, вернуться?» Альдо мгновенно замолкает, оборачивается, смотрит ему в глаза, тихо и серьезно спрашивает:

— Ты со мной, Надорэа?

Ричард, запинаясь, отвечает:

— Да, мой государь.

Альдо смотрит в душу, будто читает мысли.

— Тогда забудь об Алве! Он предал Анаксию, как ты можешь вспоминать о нем? Забудь прошлое, шагай вперед, Надорэа!

Ричард не двигается, смотрит, как Альдо подходит и бьет его по лицу, потом «отмирает» и твердо произносит:

— Альдо, позволь мне вернуться к эру Рокэ.

— Ах к «эру»? Знай же, Надорэа, что за все необходимо платить. За возможность вернуться, ты отдашь мне свой голос. Может быть так ты испугаешься? — Он смотрит с хитрым прищуром, в глазах полыхают лиловые отблески.

Ричард медленно кивает. Альдо отступает от него на несколько шагов, а потом, смеясь, подходит ближе. Кладет руки ему на лицо, поет на странном незнакомом языке. Тягучая песня вытягивает силы, Ричард уже готов упасть, но железные ладони на щеках не дают двинуться с места. Альдо убирает руки, хлопает его по плечу и, развернувшись, бросает: «Тебе туда». Он указывает влево.

Ричард хочет сказать «Спасибо» или крикнуть «Будь ты проклят!», но голос не слушается его. Он идет по указанному направлению. Ноги вязнут в камне, словно в песке. Кружится голова, слезятся глаза. Но повернуть нельзя: слишком много заплачено. Наконец, почти выбившись из сил, он подходит к двери, из которой вышел, кажется, столетия назад.

***

Ричард останавливается у косяка. Кажется, Алва не один. Он все так же раскинулся в кресле, рядом стоит полный бокал вина. Напротив Рокэ сидит светловолосый мужчина. Внимательно приглядевшись, Ричард почти в полный голос ахает: «Леворукий!» Но разговаривающие его не слышат.

— Нет, Ринальди, я не уйду с тобой.

— Почему? — в вопросе звучит злоба.

— Я жду.

— Кого? Мальчишку? — Леворукий усмехается. — Он не придет, забудь о нем.

Кажется, Алва хмурится. Ричард толкает дверь, хочет крикнуть «Не верьте ему!» Но горло сжимает спазм. Рокэ поворачивает голову на звук. Ринальди произносит:

— Не обращайте внимания, герцог, крысы.

Ричард, преодолевая сопротивление воздуха, кидается к креслу: ковер не желает выпускать ступни. Ричард опускается на колени рядом с креслом — ноги не держат. Хватает Алву за руку. Тот улыбается. Леворукий оскаливается в злой усмешке и исчезает. Ричард отпускает чужую ладонь: это неприлично, в конце концов.

Рокэ смеется, спрашивает:

— А общаться вы со мной как будете, юноша? Вы же немы теперь, — отвечая на невысказанный вопрос, он говорит, — Ринальди многое рассказал.

Ричард внимательно слушает. Ему кажется, он бредит, но все происходящее — правда.

— Возьмите мою правую руку, пишите на ней буквы.

Ричард так и поступает. Ладони у Рокэ тонкие, суставы шишковатые, словно их…выкручивали? Он пишет на тыльной стороне руки: «Эр Рокэ», аккуратно вычерчивая знаки. Алва смеется:

— Какой я вам эр, юноша? Спрашивайте, что хотели.

«Вам ломали пальцы?» — страшно задавать вопрос. Он слишком личный.

— Ваше белоштанное величество захотел как-то искалечить мне руки, но ломать запретил. Палач после долгих раздумий решил выкручивать мне пальцы... — Алва, услышав короткий вздох Ричарда, ерошит ему волосы левой рукой. — Суставы уже давно встали на место, но иногда ноют на погоду. Налейте вина.

Ричарду не хочется никуда идти, но он встает, наполняет бокалы, подает один Рокэ, опускается рядом на ковер. Оба молчат.

***

Они выбрались из Лабиринта, вернулись в Олларию. В стране навели относительный порядок. Алва стал регентом, хотя так и не вернул себе зрение. При нем всегда находится верный офицер для особых поручений — Окделл. Они в который раз удерживают страну на грани войны.

Лионель Савиньяк получил должность кансильера, Эмиль — Первого маршала. Рокэ постоянно раздражен, постоянно решает тысячу вопросов. У него нет свободных вечеров: он работает и по ночам. Ему зачитывают донесения, он выносит решения. Рядом всегда находится Окделл. Он следит за точностью порученца. И все равно, некоторые осмеливаются искажать текст.

В таких случаях Рокэ вызывает к себе Лионеля и долго тихим голосом расспрашивает его, почему во дворце находятся подобные люди. Савиньяк ничего не отвечает: не может же он уследить за всем. И тогда Алва срывается — сказываются бессонные ночи — и кричит, что надо было бросать все сразу. Что следовало уходить вслед за Леворуким. Ричард берет регента за руку и чертит на тыльной стороне ладони «Эр Рокэ».

---

Название: ...и именем твоим грядет рассвет!
Автор: я
Фандом: "Отблески Этерны" Вера Камша, "Сильмариллион" Дж.Р.Р.Толкин, "По ту сторону рассвет" О.Брилева
Основные персонажи: Финрод Фелагунд, Берен Эрхамион, Рокэ Алва
Рейтинг:G
Размер: мини, 1570 слов
Жанры: Драма, Фэнтези, Hurt/comfort, AU, Пропущенная сцена
Предупреждения:OOC, смерть основного персонажа
Статус:закончен
Отказ:на права не претендую, выгоду не извлекаю.
Описание:После событий Винной Одинокий относит Рокэ Алву в Нарготронд.
Публикация на других ресурсах: Только с моего разрешения

Ты над отчаяньем взлетишь, звеня,
Стрелой разгонишь сумрак, Истина!
Переступаю твой порог в краю теней —
Но ты сильнее смерти и судьбы сильней!
(Финрод-Зонг «Истина»)

***

Страж Заката увидел: молодому человеку, еще с утра радостно въезжавшему в город, приходится туго. А если бы он не пришел сейчас, незнакомец умер. Не сейчас, так через несколько минут. Одинокий ринулся в драку: что ему шпаги, они не устоят против меча. Противников он расшвырял быстро. Молодой человек, отразив еще несколько выпадов, рухнул, как подкошенный. Сказались многочисленные уколы и потеря крови. Одинокий подхватил его на руки и ушел из Кэртианы. Эта способность Стражей Заката позволяла им быстро исчезнуть из мира, где вовсю заправляли раттоны: все равно, спасать немногочисленных жителей, не подверженных проклятию серых крыс, было глупо.

Оказавшись на нити, соединяющей жемчужины Ожерелья, Одинокий задумался на несколько секунд, шагнув к той, что носила имя Арды. Пожалуй, только в этом странном мире бессмертные существа — эльфы — умели лечить наложением рук. Страж Заката никогда не пытался понять, как они это делают. Сейчас это было неважно. Главное заключалось в спасении этого непонятного человека, который сначала радовался, а теперь его отчаяние, прорывавшееся даже сквозь беспамятство, заливало Одинокого, словно волна.

***

Пройти через ворота скрытого эльфийского королевства не составило труда. Не привлекать к себе внимания с ношей, истекающей кровью, было сложнее. Но нет ничего невозможного для Стража Заката. Он зашел в личный кабинет короля Нарготронда. Финрод поднял голову, склоненную над бумагами, и внимательно взглянул на него. Фелагунд сразу заметил, что пришелец изрядно взволнован и, встав, кивком пригласил его следовать за собой. В просторной светлой комнате они уложили молодого человека на постель и Одинокий исчез, попросив позаботиться о несчастном.

Финрод вызвал целителя, приказал принести воду и ткань. Затем взглянул на лицо человека: черные волосы разметались по подушке, бледность не сходила с щек. Хриплое рваное дыхание вырывалось из груди. Фелагунд не видел таких людей в этом мире. Здесь атани были более плотно сбитыми. Они, пробужденные из праха, крепко держались за землю. Этот же словно рвался куда-то ввысь.

Принесли воду, чистую ткань, настойку ацелласа. Молодого человека раздели; раны были нанесены незнакомым эльфам оружием. Обработав места порезов и перебинтовав их, Финрод снова опустился на постель и взял больного за руку. Сердце качало кровь медленно, но хотя бы не останавливалось.

Фелагунд запел. Песня взлетела под потолок, обернулась золотым потоком и хлынула в распростертое на кровати тело. Дыхание человека постепенно выравнивалось; Финрод чувствовал, что раны незнакомца закрываются. Вскоре тот погрузился в глубокий исцеляющий сон. Фелагунд же отправился разбираться с докладами лучников с границы. Его не волновал тайно попавший в город Одинокий — иногда тот заглядывал и в этот мир; но по Нарготронду ходили слухи о странных случаях на рубежах.

***

На следующее утро человек очнулся. Он почти не удивился тому, что оказался в незнакомой комнате, уверенный, в своей смерти. Когда в комнату вошел светловолосый мужчина, человек убедился в своем пребывании в Закате. Лишь мысленно воскликнул: «За что так рано?!»

Ответ пришел неожиданно и словно бы из чужого сознания.

«Не бойся, человек. Ты жив». Чужой рассудок был светлым и огромным, невозможно было объять его полностью. Слишком много пережил его носитель, слишком глубоко было его сознание.

«Кто ты?» — так же мысленно поинтересовался человек. Обращение «вы» никак не вязалось с образом его собеседника.

«Сначала скажи, кто ты» — ответили ему.

«Рокэ, герцог Алва, Повелитель Ветра».

«Хорошо, Рокэ. Я — Финрод Фелагунд, король эльфов Нарготронда». Заметив удивленное выражения лица, он пояснил: «Ты не в своем мире. А эльфы - старшие Дети Эру, бессмертные создания, как называют нас люди».

«Как мы говорим?»

«Осанвэ»,— коротко ответил Финрод. — «Это способ передачи мысли. Он возможен, потому что ты не закрываешь сознание щитом аванирэ, а я открыл его для тебя».

— Государь, — в комнату вошел темноволосый эльф, — лорд Куруфин просит вас прийти к нему.

Финрод кивнул своему невольному гостю, пообещал заглянуть позже и вышел.

***

Осанвэ было удобно для общения. А через месяц Рокэ уже мог достаточно быстро говорить по-эльфийски. В этом языке важнее было понять по какому принципу строятся фразы, ощутить их суть, а не выучить определенные слова. Эльфы относились к нему со сдержанным интересом: оружейники и ювелиры всегда были рады поговорить с ним, а остальные почти не обращали внимания. Гость Государя был и их гостем, но Рокэ не злоупотреблял этой традицией.

Боль предательства Эмильены отступала, словно заглушенная. За это следовало благодарить Финрода: тот предложил сделать воспоминания не столь яркими. Удивляясь умениям короля, Рокэ согласился: обида и ревность глодали сердце. Пережив события еще раз, глядя в этот раз со стороны, Алва словно охладел к бывшей невесте. Она никогда не любила его, да и он был лишь влюблен. У чувства не было корней, благодаря которым оно могло бы прорасти в сердце. Осталась легкая грусть и неожиданная для самого Рокэ благодарность за полученный урок.

***

Беда пришла откуда не ждали. Лично для Алвы приход Берена в Нарготронд ничего не менял и не значил, но для самого города этот человек нес смерть. Пусть не скорую, но та, которая таилась за горами, подступила к самым воротам.

Рокэ присутствовал при разговоре Финрода с сыном Барахира. Фелагунд сказал, что люди могут понять друг друга легче. Слушая рассказ Берена, про его странствия по Дортониону, про принцессу Лютиэн, танцующую в Дориате, про требование в качестве выкупа Сильмариллов- священных камней из короны Врага мира, Алва недоумевал, неужели клятва была обязательна? Под конец речи человек разрыдался, словно отпуская все накопленное в душе. Алва в сердцах бросил:

— А украсть твою Лютиэн было нельзя?! Это ведь выход из вашей истории! — Берен смотрел на него устало, как на глупого мальчишку. Но ответил Финрод:

— Но ты же не украл Эмильену и даже ни разу не прикоснулся к ней, хотя мог, — и Рокэ замолчал.

— Что вы теперь будете делать, государь? — спросил Берен.

— Завтра я соберу Совет. А сейчас нам всем стоит отдохнуть и подумать, — подвел итог Фелагунд.

***

На Совете Финрод прямо рассказал о том, зачем к нему пришел сын Барахира. Куруфин и Келегорм мгновенно вспыхнули как два факела. Они кричали, что покушаться на чужое наследство нельзя, даже не вспомнив, что Сильмариллы все еще не принадлежат им. Рокэ попытался их урезонить:

— Объединив силы мы сможем выбить Саурона с Тол-Ин-Гаурхота, а если повезет, то и Моргота из Ангбанда. Камни разделите… — он не успел закончить, прерванный Курифином:

— Замолчи, щенок! Что можешь понимать ты, человеческий детеныш не из нашего мира, в величайшем творении Арды?

— Успокойтесь, — попытался остановить назревающую ссору Финрод.

— Ты не король, кузен! Исполняя клятвы, данные людям, ты забываешь об интересах государства, об интересах эльфов наконец, — вспылил Келегорм.

— Не говорите так, лорд, — предостерег его Берен.

— Ты ведешь свой народ к гибели,— горячился Куруфин.

— Хорошо. Если я — плохой король, то я отрекаюсь от венца Нарготронда.

По зале, где проходило собрание, пронесся вздох.

— Не смейте, государь! Не губите себя ради меня, — проговорил Берен.

— Нет, сын Барахира, вижу я, что червь предательства точит мой город. Я отрекаюсь.

— Хотя бы назначьте преемника, — попытался остановить Финрода Рокэ.

— Брат мой, отныне ты — король Нарготронда, — возложив венец на голову Ородрета, Финрод двинулся к выходу из залы.

Эльфы расступались перед ним, словно вода. Остановившись около дверей, Фелагунд в последний раз обернулся к народу:

— Когда-то я пришел сюда никем, воздвиг город, в котором стал королем, а теперь, снова став никем, ухожу отсюда, дабы исполнить клятву.

— Подожди, Ном,- окликнул его Эдрахил. — Я иду с тобой.

Еще девять эльфов вызвались следовать за государем. Берен вышел вслед за ними.

— Как глупо, — пробормотал Алва себе под нос. Идти против огромной армии Моргота, имея за спиной всего десять эльфов и одного человека. — Двух, — поправил он сам себя и отправился искать Финрода.

***

Даже переодевшись орками, даже скрываясь, они не смогли обмануть Повелителя Волков. Финрод встал против Саурона, но проиграл: и его Песнь Силы одолела мощь прислужника Врага. Их бросили в темницу.

В темноте ничего не было видно. Лишь иногда в странном проблеске сознания, Рокэ замечал золотистый свет, который окутывал эльфов. Вокруг Берена сияние было серебряным. Иногда приходил волк и съедал одного из них. Тогда свечение гасло.

Для Алвы события растянулись вереницей и почти потеряли свой смысл: вот в темноте появляются две зеленых точки. Значит, кого-то снова съедят. Это было мерзко, но сердце больше не дергалось от страха, что пришла его очередь. Эльфы гибли молча, Финрод, кажется, не приходил в сознание. Лишь Берен, видимо, пытался поддерживать в себе волю к жизни. Пел что-то про мотыльков. Иногда Алва думал, что тот сошел с ума, но наталкиваясь взглядом на пронзительный взгляд серых глаз, отбрасывал свои сомнения.

Их осталось трое: Финрод, Берен и Рокэ. Волк пришел снова. И тогда Фелагунд бросился на страшного зверя. Сверкнули золотые волосы, запачканные грязью и кровью. Алва так никогда и не понял, как король смог порвать волку пасть. Но чудовище искалечило Финрода до неузнаваемости.

Бурые подтеки заливали весь пол. Рокэ брезгливо отодвинулся от лужи крови, но усмехнулся сам себе.
Берен смог расклепать звено цепи, которой их сковали. Опустился на колени рядом с государем. Тот шептал что-то про рассвет, который обязательно придет, и в котором они встретятся. Напоследок позвал кого-то по имени и умер. Берен рыдал, точно ребенок потерявший отца, у Рокэ же словно застыло все внутри. Ему было чудовищно больно, но боль стихала, приглушенная голодом и мучениями.

Алва закрыл глаза, не в силах видеть, как убивался человек: такого плача-песни Рокэ еще никогда не слышал. Кажется, пел сын Барахира о звездах, и в песне звучала мольба и горечь. Сознание затуманилось, а потом и вовсе уплыло.

***

Очнулся Рокэ в том же самом доме, откуда его на руках вынес Одинокий. Все пережитое казалось сном. Раны зажили. А на пальце оказалось кольцо, подаренное ему одним из эльфов-кузнецов. Пошатываясь, Алва встал и направился к особняку Савиньяков. Он не хотел мстить Эмильене, но узнать правду было необходимо.

Даже если Финрод Фелагунд и Нарготронд были всего лишь горячечными видениями, Рокэ был благодарен им. Берену он желал счастья, хотя поход к Врагу мира выглядел еще более глупо, чем раньше. Наверное, рассвет и вправду настанет, раз в него верит столько существ из разных миров.

---

Лисы

А эта штука будет висеть тут и нагонять на меня панику. Вот так-то.

---

Чтобы не потерять

<img

---

Я иду на Фандомную Битву!..

Аж в двух командах. Делать-то мне совсе-совсем нечего!

---

Баннеры летней фандомной битвы

<

---

Погадать на пирожках
Фишки для блогов от Fotovivo

Погадать на пирожках
Фишки для блогов от Fotovivo

Погадать на пирожках
Фишки для блогов от Fotovivo

Погадать на пирожках
Фишки для блогов от Fotovivo

---

Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?
Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?

Ирландское гадание ко Дню святого Патрика

Что скажет тебе Ирландская мудрость?